8.4.12

Das Experiment

Паны заводзкага раёну доўга думалі, як паказаць халопам заводзкага раёну ровень свайго паноўскага інтэлекту ды йнтэлігенцкасьці.

І прыдумалі правесьці ікспірыментъ значыцца — з трох да паўпятае не прадаваць піва, гарэлкі, хэнэсі, бардо, у пляшках, пакунках, на разьліў — пофіг.

Я глыбака перакананы, што йкспэрыменты чыноўнікі мусяць сьпярша праводзіць у сваіх буфетах і на сваіх дамачадцах, а тады ўжо перціся ў нашы магазыны. Хаця не, і тады нехран перціся. Хай ідуць у мерчэндайзеры ці тавараведы, калі карціць фіранкамі на паліцах пашморгаць.

Справа ня ў гэтым. Па-мойму, апошні ёлупень разумее, што калі пралятар прыпрэцца ў нешчасьлівую гадзіну, то найперш дужа ўзьюшыцца — на экзыстэнцыю ўвогуле і ўласьць у прыватнасьці і падасьць у суд на івашкевіча.

Але ж, kurwamać, наступнага дня ці нават у шаснаццацьтрыццацьдзьве ён прыпрэцца з узятай дома заначкай і торбай пакрапчэй і набярэцца столькі, каб і злосьць заліць, і на потым хапіла, калі паны раптам шчэ што ўчудзяць.

Але апошніх ёлупняў ува ўласьць, на жаль, не бяруць. Ёлупень жа ня зможа разьлічыць, каб якую ангарскую пракапіталіць паўтара года з такім талентам, каб яна год прастаяла, а потым стала паціху сьцякаць друзочкам у каналізацыю. Але гэта ўжо іншая гісторыя пра інтэлект ды йнтэлігенцкасьць.

3.4.12

LiveLib - социальная сеть читателей книг

Цытата з кнігі «Неспешность. Подлинность»

Милан Кундера

Возле двери стоит маленький столик со списком приглашенных, за которым томится барышня, такая же неприкаянная, как и он сам. Он кланяется ей и представляется. Она просит его повторить свое имя еще дважды. На третью попытку она не отваживается и принимается наугад искать в списке имя, хоть чем-то напоминающее услышанные звуки. Исполненный отеческой любезности, чешский ученый склоняется над списком, находит свое имя и тычет в него указательным пальцем:

— ЧЕХОРЖИПСКИ.

— Ах, мсье Сешорипи? — переспрашивает она.

— Нужно произносить: Tche-kho-rjips-qui.

— Ох, это не так-то легко.

— Нет ничего легче! К тому же моя фамилия неправильно написана. — Он берет лежащую на столике ручку и пририсовывает над буквами «с» и «r» маленькие значки, нечто вроде перевернутого вверх ногами французского аксан сирконфлекса.

Барышня смотрит на значки, смотрит на ученого и вздыхает:

— Это очень сложно.

— Напротив, это проще простого. Вы знаете Яна Гуса?

Секретарша быстро пробегает взглядом список приглашенных, а чешский ученый спешит объяснить ей суть дела:

— Как вам известно, это был великий реформатор Церкви в XIV веке. Предшественник Лютера. Профессор Карлова университета, который, как вы знаете, был первым университетом, основанным в Священной Римской империи. Но вы наверняка не слыхали, что Ян Гус был в то же время великим реформатором орфографии. Он умудрился упростить ее до крайности. Чтобы написать то, что вы произносите как «ч», вам приходится употреблять три буквы: t, с, h. А немцы нуждаются в четырех буквах: t, s, c, h. А вот нам, благодаря Яну Гусу, достаточно всего одной буквы «с» с вот таким маленьким значком над ней.

Профессор снова склоняется над столиком секретарши и пишет на полях очень большую букву «с» с опрокинутым аксан сирконфлексом над ней: «С»; потом он смотрит ей прямо в глаза и произносит громким и внятным голосом:

— Tch!

Секретарша тоже смотрит ему в глаза и повторяет:

— Tch.

— Вот так. Великолепно!

— Да, это и в самом деле очень практично. Жаль, что реформа Лютера известна только у вас.

— Реформа Яна Гуса, — говорит ученый, делая вид, что не заметил бестактности француженки, — не осталась полностью неизвестной. Есть еще одна страна, где она нашла употребление; вы, конечно, знаете, о какой стране я говорю.

— Нет.

— О Литве!

— О Литве? — повторяет секретарша, тщетно напрягая память, чтобы сообразить, в каком краю Земли расположена эта страна.

— И в Латвии тоже. Теперь вам понятно, почему мы, чехи, так гордимся этими крохотными значками. (С улыбкой.) Мы готовы предать все на свете. Но за эти закорючки будем биться до последней капли крови.

Застаецца толькі дадаць спасылку